Возвращение Махмуда ибн Шарифа
Возвращение Махмуда ибн Шарифа
Дан* заприметил этого парня, когда уже почти стоял в дверях синагоги: джинсы, клетчатая рубашка, рюкзак у ног, - типичный израильтянин, каких сотни вокруг. Смуглая кожа и черные волосы говорили о сефардском, возможно – марокканском происхождении. «Никогда раньше его здесь не видел», - подумал Дан и, шагнув к новичку, протянул руку:
- Шаббат шалом. Меня зовут Дан. Тебя уже кто-то пригласил?
Парень улыбнулся в ответ:
- Меня зовут Махи. Нет, меня пока никто не приглашал.
- Тогда ты мой субботний гость, - сказал Дан. – Пойдем.
Парень подхватил рюкзак и вслед за Даном направился к выходу.
На столе, покрытом белоснежной скатертью, ярко горели свечи в серебряных подсвечниках. Дан и все его семейство собралось вокруг стола, дружно подхватив традиционный гимн «Шолом алейхем». Один лишь гость хранил молчание – то ли стеснялся, то ли просто не умел петь. Лишь смущенно улыбался своей белозубой улыбкой.
Во время трапезы Дан немного поговорил о недельной главе Торы, рассказал несколько историй. Махи же был немногословен и все время листал книжку с субботними песнями, словно пытаясь там что-то отыскать.
- Помочь? – спросил Дан.
Гость пожал плечами, снова улыбнулся и ответил:
- Есть одна песня, которая мне очень нравится. Здесь я ее не вижу. Мы пели это сегодня вечером, в синагоге. Слова я, к сожалению, не запомнил…
- «Леха доди»? – догадался Дан. – Но это не совсем застольная песня. Хотя, собственно, почему бы и не спеть?..
И хозяин с гостем громко, от души исполнили эту песню, которую традиционно принято петь во время вечерней молитвы, встречая субботу.
Подали суп.
- Что споем сейчас? – спросил Дан, когда жена унесла супницу и тарелки.
Махи потупил глаза, помолчал несколько мгновений, потом посмотрел на хозяина:
- Если можно, опять «Леха доди».
Дан удивленно поднял брови, ничего не ответил и, раскрыв молитвенник, запел первый куплет.
После горячего они спели «Леха доди» еще раз. Потом еще один раз – перед десертом, и еще один раз – после. В конце концов, Дан сбился со счета. В какой-то момент мелькнула мысль: «Интересно, что о нас думают соседи», но он быстро ее отогнал.
Всему, однако, приходит конец. Жена Дана уложила детей спать, сама ушла в кухню, и хозяин с гостем остались за столом вдвоем.
- Мы даже толком не поговорили, – сказал Дан. – Ты вообще откуда?
Парень отвел взгляд в сторону, выдержал паузу и негромко ответил:
- Из Рамаллы.
- Из Рамле? - переспросил Дан. - У меня там живет двоюродный брат. Эфраим Вернер. Может быть, вы встречались?
Махи покачал головой.
- В Рамалле нет евреев.
«Так, - подумал Дан, - значит, все-таки Рамалла». Мысли опережали одна другую: «Если он еврей, что он делает в Рамалле? А если – араб, то что он делает у меня дома? И что мне делать сейчас?»
- Будь добр, скажи еще раз, как тебя зовут? – стараясь сохранять спокойствие, спросил Дан.
Гость ответил не сразу. Очевидно, заметил бледность на лице хозяина.
- Махмуд, - едва слышно произнес он. – Махмуд ибн Шариф, - и добавил, чуть повысив голос и умоляюще глядя на Дана: - Но я еврей, честное слово.
Дан молчал, не зная, как реагировать и что отвечать.
- Я родился и вырос в Рамалле, - продолжал Махи. – Меня с детства учили, что яхуд – это враг, и что их нужно убивать всегда и везде. Но, немного повзрослев, я стал думать: а так ли это? Неужели евреи настолько кровожадны и агрессивны, как их нам преподносят? В конце концов, Сунна учит: «Делай другому то, что ты хотел бы, чтобы делали тебе. Не делай другому того, чего ты не хотел, чтобы сделали тебе». Получается, что к евреям это правило неприменимо?
Я спросил об этом отца. Он рассвирепел и выгнал меня из дома. Вот, тогда я и решил отправиться в Иерусалим, в любой еврейский район, пожить среди евреев, узнать их поближе.
Ночью я тайком пробрался к себе домой – собрать вещи. Отца дома не было, но в середине сборов меня застала мать. Узнав о моих планах, она помолчала, а потом сказала, что хочет кое-что мне показать. Она вышла из комнаты и вскоре вернулась. В руках у нее был конверт. «Смотри, - сказала мне мать и вынула из конверта сложенную вчетверо бумагу, - это мое свидетельство о рождении. А это, - она показала мне залитую в пластик карточку, - это мой старый «теудат зеут». Читай…» Так я узнал, что моя мать – еврейка…
- Я взял с собой оба этих документа, - продолжал Махи, - они – в рюкзаке. Но там и еще кое-что. Мать сказала, что у нее есть одна старая фотография ее родителей, где они стоят на фоне какой-то древней могилы одного из своих предков. Это, кажется, кладбище в районе Цфата.
- Можешь показать? – спросил Дан, чувствуя легкое головокружение.
Махи кивнул, покопался в рюкзаке и извлек оттуда потрепанный желтый конверт.
Дан смотрел на фото и не верил своим глазам. Немолодая уже пара, муж и жена - типичные представители сефардской общины – стояли у могильного камня, надпись на котором свидетельствовала о том, что здесь покоится рабби Шломо Алькабец, великий мудрец Торы XIV века, глава каббалистов Цфата, предшественник святого АРИ.
Дан перевел взгляд с фотографии на своего гостя.
- Махи, ты хоть знаешь, кто был твоим предком?
Махи печально покачал головой.
- Теперь ты должен об этом знать. Его песню мы с тобой поем весь сегодняшний вечер…
Из книги Зеэва Рота «Монси, Кирьят-Сефер и далее»
Перевел с англ. – Эли Элкин
No comments:
Post a Comment